Рождественская ночь Станюкович краткое содержание читать

Рождественская ночь Станюкович краткое содержание читать

Константин Михайлович Станюкович

Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией [1] и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.

В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера «Забияка», стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, – дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.

Эта нижняя, «деловая» часть города с конторами, пакгаузами [2], лавками, складами и тесно скученными домами, исключительно населенная туземцами – малайцами и метисами, да пришлыми китайцами, ютилась почти у самого моря, кишащего акулами и кайманами, в нездоровой, сырой и болотистой местности. Настоящие хозяева острова Явы, голландцы, жили наверху, на горе, в европейской Батавии, роскошном, чистом городке изящных домов, вилл и гостиниц, тонувшем в густой зелени садов и парков, в которых высились гигантские пальмы. Оттуда с ранней зари деловые люди спускались в малайский квартал и в десять часов утра уже возвращались домой в свои прохладные дома. Адская жара заставляла прекращать занятия, возобновлявшиеся снова за несколько часов до заката и оканчивающиеся часов в десять вечера.

Оживленная и шумная днем жизнь в малайском квартале затихла. Огоньки в маленьких домах потухли, и узкие и грязные, прорезанные смертоносными каналами, улицы нижнего города опустели. Даже не видно было шныряющих у пристаней ночных темнокожих фей-малаек, чтобы смущать матросов всевозможных национальностей, давно не бывших на берегу, и своим более чем откровенным нарядом, и выразительными пантомимами, и острым, неприятным запахом кокосового масла, которым малайки расточительно пользуются, смазывая им и волосы, и руки, и шею. Пусто везде. Изредка лишь мелькнет громадный бумажный фонарь запоздалого разносчика всяких товаров, китайца – этого еврея почти всего востока, возвращающегося из верхнего города, от варваров, к себе домой на отдых.

Где-то вблизи на рейде, на каком-то судне пробило шесть склянок – одиннадцать часов. Туземец спит. У пристани и далеко кругом стоит мертвая тишина с однообразным шепотом морского прибоя, который нежно лижет береговой вязкий песок. Только по временам эта торжественная, полная какой-то таинственности, тишина тропической ночи нарушается вдруг шумными всплесками, когда крокодил, после дневного крепкого сна на отмелях под отвесными лучами солнца, забавляется в воде, ловя добычу.

Русские матросы с «Забияки», катерные гребцы, в ожидании господ, находились все на катере. Лунный свет падал на их белые рубахи и захватывал некоторые лица. Несколько человек, растянувшись под банками, сладко спали. Один чернявый молодой матросик задумчиво и как-то вопросительно поглядывал то на мерцающие звезды, то на сверкающую серебром полосу моря и видимо думал какую-то думу, судя по его напряженно-строгому лицу. По временам, когда раздавались всплески, он вздрагивал и пугливо озирался на товарищей. А человек шесть или семь собрались около кормы и, рассевшись по бортам на сиденьях, вели беседу как-то особенно тихо, почти шепотом, словно бы боясь нарушить тишину этой волшебной ночи и точно несколько пугаясь ее жуткой таинственности. Дымок нескольких курящихся трубочек с острым запахом махорки приятно щекотал обоняние беседующих гребцов.

Кроме русского катера, у пристани не было ни одной шлюпки.

Матросы вспоминали о России, о празднике на родине, высказывали желание поскорей вернуться домой, особенно те, которые по возвращении рассчитывали на отставку или, по крайней мере, на бессрочный отпуск. Вот уж третье Рождество они встречают в «чужих» и «жарких» местах… Опротивело… Скорей бы вернуться!

И несмотря на жизнь, хотя полную опасностей, но все-таки относительно сносную (на клипере и командир, и офицеры были люди порядочные и матросов не теснили) и сытую, каждого из матросов тянуло туда, на север, на далекую родину с ее бедами и нуждой, с покосившимися избами, соснами и елями, снегом и морозами.

После этих воспоминаний все как-то притихли. Несколько минут длилось молчание.

– Гляди… Звезда упала… Еще… И куда она падает, братцы? – тихо спросил чернявый матрос.

– В окиян, известно. Опричь окияна ей некуда упасть! – отвечал пожилой здоровый матрос уверенным тоном.

– А ежели на землю? – спросил кто-то.

– Нельзя, потому все как есть расшибет. По самой этой причине бог и валит звезду в море… Туда, мол, тебе место…

Чернявый матросик, видимо неудовлетворенный этим объяснением, снова стал глядеть на небо.

И необыкновенно приятный грудной голос загребного Ефремова заговорил:

– Это бог виноватую звезду наказывает… Потому звезды тоже бунтуют… И особенно много, братцы, падает их в эту ночь…

– По какой такой причине, братец? – задорно спросил пожилой, плотный матрос.

– А по такой причине, милый человек, что в эту ночь не бунтуй, а веди себя смирно, потому как в эту самую ночь Спаситель родился… Великая эта ночь… Нашему рассудку и не понять… И как ежели подумаешь, что родился он в бедности, пострадал за бездольных людей и принял смерть на кресте, так наши-то все горя ничего не стоят… Ни одной полушки. Да, братцы, великая эта ночь. И кто в эту ночь обидит младенца, – тому великое будет наказание… Так старик один божественный мне сказывал, странник. В книгах, говорит, все показано…

Читайте также:
Узник анализ стиха Пушкина - тема, основная мысль, размер

– Ишь ты, подлый. Так и мутит воду! – проговорил кто-то, когда послышался вблизи всплеск воды…

– Кому другому… Гляди – башка его над водой…

Все глаза устремились на одну точку. На освещенной светом луны полосе воды видна была отвратительная черная голова каймана, тихо плывшего неподалеку от шлюпки к берегу.

– Погани-то всякой в этих местах. И крокодил, и акула проклятая… Сказывают, на берегу, в лесах и тигра… Однако загуляли что-то наши офицеры на берегу, братцы… Скоро и полночь… А ты, Живков, что все на небо глаза пялишь? Ай любопытно? Не про нас, брат, писано! – проговорил, обращаясь к чернявому матросику, пожилой, плотный матрос.

В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик.

Матросы притихли. Кто-то сказал:

– А ведь это дите плачет…

– Дите и есть… По ближности где-то… Ишь, горемычный, заливается… Заплутал, что ли…

– Кто-нибудь при ем должен быть…

Жалобный, беспомощный плач не прекращался.

– Сходил бы кто посмотреть, что ли? – заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.

– Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! – строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.

– И то правда! – сказал плотный матрос.

– Что ж, так и бросить без призора младенца в этакую ночь? – раздался приятный тенорок загребного Ефремова. – А ежели он один да без помощи. Это, Егорыч, не того… неправильно…

– Я мигом вернусь, Андрей Егорыч, только взгляну, в чем причина! – взволнованно проговорил чернявый матросик. – Дозвольте…

– Ну, ступай… Только смотри, Живков, не заблудись…

– И я с ним, Егорыч! – вымолвил Ефремов.

И оба матроса, выскочив из катера, бегом побежали по пустынному берегу на плач ребенка…

И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.

Около не было ни души.

Матросы удивленно переглянулись.

– Эка идолы. Эка бесчувственные. Бросили ребенка… Это, брат Живков, неспроста… Погубить хотели младенца… Тут бы его крокодил и сожрал. Гляди… Ишь плывет… Почуял, видно…

И Ефремов взял на руки ребенка.

Батавия – город на северо-западном побережье острова Ява (ныне – столица Индонезии, Джакарта).

Пакгауз – специальный склад для хранения грузов при железнодорожных станциях, портах и т.п.

Константин Станюкович: Рождественская ночь

Здесь есть возможность читать онлайн «Константин Станюкович: Рождественская ночь» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: История / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

  • 100
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • Описание
  • Другие книги автора
  • Правообладателям
  • Похожие книги

Рождественская ночь: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Рождественская ночь»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Константин Станюкович: другие книги автора

Кто написал Рождественская ночь? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Рождественская ночь — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Рождественская ночь», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Станюкович Константин Михайлович

Константин Михайлович Станюкович

<1>– Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией <407>и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.

Читайте также:
В дурном обществе - краткое содержание повести по главам

В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера “Забияка”, стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, – дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.

Эта нижняя, “деловая” часть города с конторами, пакгаузами<407>, лавками, складами и тесно скученными домами, исключительно населенная туземцами – малайцами и метисами, да пришлыми китайцами, ютилась почти у самого моря, кишащего акулами и кайманами, в нездоровой, сырой и болотистой местности. Настоящие хозяева острова Явы, голландцы, жили наверху, на горе, в европейской Батавии, роскошном, чистом городке изящных домов, вилл и гостиниц, тонувшем в густой зелени садов и парков, в которых высились гигантские пальмы. Оттуда с ранней зари деловые люди спускались в малайский квартал и в десять часов утра уже возвращались домой в свои прохладные дома. Адская жара заставляла прекращать занятия, возобновлявшиеся снова за несколько часов до заката и оканчивающиеся часов в десять вечера.

Оживленная и шумная днем жизнь в малайском квартале затихла. Огоньки в маленьких домах потухли, и узкие и грязные, прорезанные смертоносными каналами, улицы нижнего города опустели. Даже не видно было шныряющих у пристаней ночных темнокожих фей-малаек, чтобы смущать матросов всевозможных национальностей, давно не бывших на берегу, и своим более чем откровенным нарядом, и выразительными пантомимами, и острым, неприятным запахом кокосового масла, которым малайки расточительно пользуются, смазывая им и волосы, и руки, и шею. Пусто везде. Изредка лишь мелькнет громадный бумажный фонарь запоздалого разносчика всяких товаров, китайца – этого еврея почти всего востока, возвращающегося из верхнего города, от варваров, к себе домой на отдых.

Где-то вблизи на рейде, на каком-то судне пробило шесть склянок одиннадцать часов. Туземец спит. У пристани и далеко кругом стоит мертвая тишина с однообразным шепотом морского прибоя, который нежно лижет береговой вязкий песок. Только по временам эта торжественная, полная какой-то таинственности, тишина тропической ночи нарушается вдруг шумными всплесками, когда крокодил, после дневного крепкого сна на отмелях под отвесными лучами солнца, забавляется в воде, ловя добычу.

Русские матросы с “Забияки”, катерные гребцы, в ожидании господ, находились все на катере. Лунный свет падал на их белые рубахи и захватывал некоторые лица. Несколько человек, растянувшись под банками, сладко спали. Один чернявый молодой матросик задумчиво и как-то вопросительно поглядывал то на мерцающие звезды, то на сверкающую серебром полосу моря и видимо думал какую-то думу, судя по его напряженно-строгому лицу. По временам, когда раздавались всплески, он вздрагивал и пугливо озирался на товарищей. А человек шесть или семь собрались около кормы и, рассевшись по бортам на сиденьях, вели беседу как-то особенно тихо, почти шепотом, словно бы боясь нарушить тишину этой волшебной ночи и точно несколько пугаясь ее жуткой таинственности. Дымок нескольких курящихся трубочек с острым запахом махорки приятно щекотал обоняние беседующих гребцов.

Кроме русского катера, у пристани не было ни одной шлюпки.

Матросы вспоминали о России, о празднике на родине, высказывали желание поскорей вернуться домой, особенно те, которые по возвращении рассчитывали на отставку или, по крайней мере, на бессрочный отпуск. Вот уж третье Рождество они встречают в “чужих” и “жарких” местах. Опротивело. Скорей бы вернуться!

И несмотря на жизнь, хотя полную опасностей, но все-таки относительно сносную (на клипере и командир, и офицеры были люди порядочные и матросов не теснили) и сытую, каждого из матросов тянуло туда, на север, на далекую родину с ее бедами и нуждой, с покосившимися избами, соснами и елями, снегом и морозами.

Смысл произведения «Рождественская ночь» Станюковича

Рассказ К.М. Станюковича «Рождественская ночь» был написан в 1892 году. Произведение это довольно небольшое по объему и незамысловатое по смыслу. Однако для современного читателя, вряд ли знающего, кем был Константин Станюкович, и что из себя представляет рождественский рассказ, нелишним будет предварительное краткое вступление.

Рождественский или, по-другому, святочный рассказ – это особый жанр литературы, приуроченный к определенной календарной дате и несущий характерную смысловую нагрузку, которая отличает его от других произведений.

В Западной литературе корифеем рождественского рассказа считается Чарльз Диккенс, опубликовавший в 1843 году рассказ «Рождественская песнь в прозе» и разразившийся впоследствии целым каскадом подобных произведений. Основная тема рождественского рассказа – чудо, которое может случиться только в рождественскую ночь. Как правило, творцами чуда являются те или иные мистические силы, но иногда героями рассказов могут быть и простые люди. Рождественский рассказ почти всегда имеет happy end и ту или иную мораль, затрагивающую самые разные темы, как то, милосердие по отношению к ребенку, обычно несчастному или обиженному, ценность человеческой жизни, вопросы памяти и забвения и т.п.

После Диккенса жанр рождественского рассказа получил развитие как в европейской, так и в русской литературе. В период расцвета жанра даже издавались тематические альманахи, полностью состоящие из рассказов разных авторов, посвященных данной теме.

Читайте также:
Краткие вредные советы - читать книжку онлайн за несколько минут

В русской литературе классиком рождественской прозы считается Н.В. Гоголь. Фантастическая «Ночь перед Рождеством» погружает читателя в фантасмагорию, полную фольклорных и мифических персонажей. В отличие от произведений Диккенса в рассказах русских авторов финал мог быть и трагическим. Кроме Гоголя, отметились святочными рассказами Ф.М, Достоевский, Н.С. Лесков, А.П. Чехов.

Для творчества К.М. Станюковича жанр рождественского рассказа абсолютно нетипичен. Чтобы понять, как автор пришел к написанию «Рождественской ночи», нужно хотя бы кратко ознакомиться с его биографией. Константин Михайлович Станюкович родился в 1843 году в Севастополе в семье адмирала флота. По семейной традиции юный Константин поступил в Пажеский корпус. В процессе учебы он понял, что выбрал не ту профессию – в нем проснулся поэтический дар. Чтобы начинающий литератор не перешел в Петербургский Университет, отец-адмирал отправил его в кругосветное плавание. Станюкович познал морское дело, но, вместе с тем, собрал много материала, который впоследствии увидел мир в виде книги очерков «Из кругосветного плавания».

Став профессиональным писателем, Константин Михайлович издал несколько романов, сборники рассказов, а незадолго до своей кончины в 1903 году выпустил в свет главное произведение своей жизни «Морские рассказы».

Сюжет рассказа «Рождественская ночь» весьма прост и имеет непосредственное отношение к морю и морякам. Жаркая южная ночь, небольшой порт Батавия на острове Ява, где на какое-то время пришвартовался клипер «Забияка». Офицеры высадились на берег. Матросы остались на судне. В какой-то момент двое матросов услышали детский плач и одновременно увидели, как на этот звук плывет крупный крокодил. Не раздумывая, матросы бросились на берег и обнаружили маленького заплаканного мальчика. Мальчик был чумаз и, по всей видимости, очень голоден. Матросы принесли его на борт, вымыли и покормили. Мальчик уснул.

Все это происходит в рождественскую ночь. Один из матросов говорит, что в такую ночь Господь сбрасывает в море мятежные звезды. Возможно, такой звездой и стал для экипажа спасенный ребенок. Вернувшиеся на судно офицеры воспринимают появление нового члена экипажа довольно спокойно. Матросам, нарушившим устав тем, что они без разрешения сошли на берег, не выносится никаких порицаний. Всеобщим решением мальчонку решают оставить на клипере. Однако, в соответствии с законами острова, все же сообщают о находке губернаторе. В результате, прожив на судне неделю, спасенный найденыш отправляется в приют.

Смысл данной святочной истории заключается в том, что ради помощи ближнему люди идут на нарушение правил, тем самым ставя милосердие и способность делать добро выше жизненных условностей.

Константин Станюкович – Рождественская ночь

Константин Станюкович – Рождественская ночь краткое содержание

Рождественская ночь читать онлайн бесплатно

Станюкович Константин Михайлович

Константин Михайлович Станюкович

<1>– Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией <407>и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.

В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера “Забияка”, стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, – дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.

Эта нижняя, “деловая” часть города с конторами, пакгаузами<407>, лавками, складами и тесно скученными домами, исключительно населенная туземцами – малайцами и метисами, да пришлыми китайцами, ютилась почти у самого моря, кишащего акулами и кайманами, в нездоровой, сырой и болотистой местности. Настоящие хозяева острова Явы, голландцы, жили наверху, на горе, в европейской Батавии, роскошном, чистом городке изящных домов, вилл и гостиниц, тонувшем в густой зелени садов и парков, в которых высились гигантские пальмы. Оттуда с ранней зари деловые люди спускались в малайский квартал и в десять часов утра уже возвращались домой в свои прохладные дома. Адская жара заставляла прекращать занятия, возобновлявшиеся снова за несколько часов до заката и оканчивающиеся часов в десять вечера.

Оживленная и шумная днем жизнь в малайском квартале затихла. Огоньки в маленьких домах потухли, и узкие и грязные, прорезанные смертоносными каналами, улицы нижнего города опустели. Даже не видно было шныряющих у пристаней ночных темнокожих фей-малаек, чтобы смущать матросов всевозможных национальностей, давно не бывших на берегу, и своим более чем откровенным нарядом, и выразительными пантомимами, и острым, неприятным запахом кокосового масла, которым малайки расточительно пользуются, смазывая им и волосы, и руки, и шею. Пусто везде. Изредка лишь мелькнет громадный бумажный фонарь запоздалого разносчика всяких товаров, китайца – этого еврея почти всего востока, возвращающегося из верхнего города, от варваров, к себе домой на отдых.

Где-то вблизи на рейде, на каком-то судне пробило шесть склянок одиннадцать часов. Туземец спит. У пристани и далеко кругом стоит мертвая тишина с однообразным шепотом морского прибоя, который нежно лижет береговой вязкий песок. Только по временам эта торжественная, полная какой-то таинственности, тишина тропической ночи нарушается вдруг шумными всплесками, когда крокодил, после дневного крепкого сна на отмелях под отвесными лучами солнца, забавляется в воде, ловя добычу.

Читайте также:
«Записки охотника» сборник рассказов И.С. Тургенева краткое содержание

Русские матросы с “Забияки”, катерные гребцы, в ожидании господ, находились все на катере. Лунный свет падал на их белые рубахи и захватывал некоторые лица. Несколько человек, растянувшись под банками, сладко спали. Один чернявый молодой матросик задумчиво и как-то вопросительно поглядывал то на мерцающие звезды, то на сверкающую серебром полосу моря и видимо думал какую-то думу, судя по его напряженно-строгому лицу. По временам, когда раздавались всплески, он вздрагивал и пугливо озирался на товарищей. А человек шесть или семь собрались около кормы и, рассевшись по бортам на сиденьях, вели беседу как-то особенно тихо, почти шепотом, словно бы боясь нарушить тишину этой волшебной ночи и точно несколько пугаясь ее жуткой таинственности. Дымок нескольких курящихся трубочек с острым запахом махорки приятно щекотал обоняние беседующих гребцов.

Кроме русского катера, у пристани не было ни одной шлюпки.

Матросы вспоминали о России, о празднике на родине, высказывали желание поскорей вернуться домой, особенно те, которые по возвращении рассчитывали на отставку или, по крайней мере, на бессрочный отпуск. Вот уж третье Рождество они встречают в “чужих” и “жарких” местах. Опротивело. Скорей бы вернуться!

И несмотря на жизнь, хотя полную опасностей, но все-таки относительно сносную (на клипере и командир, и офицеры были люди порядочные и матросов не теснили) и сытую, каждого из матросов тянуло туда, на север, на далекую родину с ее бедами и нуждой, с покосившимися избами, соснами и елями, снегом и морозами.

После этих воспоминаний все как-то притихли. Несколько минут длилось молчание.

– Гляди. Звезда упала. Еще. И куда она падает, братцы? – тихо спросил чернявый матрос.

– В окиян, известно. Опричь окияна ей некуда упасть! – отвечал пожилой здоровый матрос уверенным тоном.

– А ежели на землю? – спросил кто-то.

– Нельзя, потому все как есть расшибет. По самой этой причине бог и валит звезду в море. Туда, мол, тебе место.

Чернявый матросик, видимо неудовлетворенный этим объяснением, снова стал глядеть на небо.

И необыкновенно приятный грудной голос загребного Ефремова заговорил:

– Это бог виноватую звезду наказывает. Потому звезды тоже бунтуют. И особенно много, братцы, падает их в эту ночь.

– По какой такой причине, братец? – задорно спросил пожилой, плотный матрос.

– А по такой причине, милый человек, что в эту ночь не бунтуй, а веди себя смирно, потому как в эту самую ночь Спаситель родился. Великая эта ночь. Нашему рассудку и не понять. И как ежели подумаешь, что родился он в бедности, пострадал за бездольных людей и принял смерть на кресте, так наши-то все горя ничего не стоят. Ни одной полушки. Да, братцы, великая эта ночь. И кто в эту ночь обидит младенца, – тому великое будет наказание. Так старик один божественный мне сказывал, странник. В книгах, говорит, все показано.

– Ишь ты, подлый. Так и мутит воду! – проговорил кто-то, когда послышался вблизи всплеск воды.

– Кому другому. Гляди – башка его над водой.

Все глаза устремились на одну точку. На освещенной светом луны полосе воды видна была отвратительная черная голова каймана, тихо плывшего неподалеку от шлюпки к берегу.

– Погани-то всякой в этих местах. И крокодил, и акула проклятая. Сказывают, на берегу, в лесах и тигра. Однако загуляли что-то наши офицеры на берегу, братцы. Скоро и полночь. А ты, Живков, что все на небо глаза пялишь? Ай любопытно? Не про нас, брат, писано! – проговорил, обращаясь к чернявому матросику, пожилой, плотный матрос.

В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик.

Матросы притихли. Кто-то сказал:

– А ведь это дите плачет.

– Дите и есть. По ближности где-то. Ишь, горемычный, заливается. Заплутал, что ли.

– Кто-нибудь при ем должен быть.

Жалобный, беспомощный плач не прекращался.

– Сходил бы кто посмотреть, что ли? – заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.

– Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! – строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.

– И то правда! – сказал плотный матрос.

– Что ж, так и бросить без призора младенца в этакую ночь? – раздался приятный тенорок загребного Ефремова. – А ежели он один да без помощи. Это, Егорыч, не того. неправильно.

– Я мигом вернусь, Андрей Егорыч, только взгляну, в чем причина! взволнованно проговорил чернявый матросик. – Дозвольте.

– Ну, ступай. Только смотри, Живков, не заблудись.

– И я с ним, Егорыч! – вымолвил Ефремов.

И оба матроса, выскочив из катера, бегом побежали по пустынному берегу на плач ребенка.

Читайте также:
Аришка-Трусишка - краткое содержание, основная тема и мысль

И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.

Около не было ни души.

Матросы удивленно переглянулись.

– Эка идолы. Эка бесчувственные. Бросили ребенка. Это, брат Живков, неспроста. Погубить хотели младенца. Тут бы его крокодил и сожрал. Гляди. Ишь плывет. Почуял, видно.

И Ефремов взял на руки ребенка.

– А что же мы с ним будем делать?

– Что делать. Возьмем на катер. Там видно будет. Ну ты, малыш, не реви! – ласково говорил Ефремов, прижимая ребенка к своей груди. – Это сам господь тебя вызволил.

Велико было изумление на катере, когда минут через десять вернулись оба матроса с плачущим ребенком на руках и рассказали, как его нашли.

Унтер-офицер не знал, как ему и быть.

– Зачем вы его принесли? – строго спрашивал он, хотя сам в душе и понимал, что нельзя же было оставить ребенка.

– То-то принесли! И ты бы принес! – мягко и весело отвечал Ефремов. Ребята, нет ли у кого хлеба. Он, може, голоден.

Все матросы смотрели с жалостью на мальчика лет пяти. У кого-то в кармане нашелся кусок хлеба, и Ефремов сунул его малайчонку в рот. Тот жадно стал есть.

– Голоден и есть. Ишь ведь злодеи бывают люди.

– А все-таки, ребята, нас за этого мальчонка не похвалят! Ишь пассажир объявился какой! – снова заметил унтер-офицер.

Константин Станюкович
«Рождественская ночь»

“Рождественская ночь”

Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией (Батавия – город на северо-западном побережье острова Ява (ныне – столица Индонезии, Джакарта).) и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.

В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера “Забияка”, стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, – дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.

Эта нижняя, “деловая” часть города с конторами, пакгаузами (Пакгауз – специальный склад для хранения грузов при железнодорожных станциях, портах и т.п.), лавками, складами и тесно скученными домами, исключительно населенная туземцами – малайцами и метисами, да пришлыми китайцами, ютилась почти у самого моря, кишащего акулами и кайманами, в нездоровой, сырой и болотистой местности. Настоящие хозяева острова Явы, голландцы, жили наверху, на горе, в европейской Батавии, роскошном, чистом городке изящных домов, вилл и гостиниц, тонувшем в густой зелени садов и парков, в которых высились гигантские пальмы. Оттуда с ранней зари деловые люди спускались в малайский квартал и в десять часов утра уже возвращались домой в свои прохладные дома. Адская жара заставляла прекращать занятия, возобновлявшиеся снова за несколько часов до заката и оканчивающиеся часов в десять вечера.

Оживленная и шумная днем жизнь в малайском квартале затихла. Огоньки в маленьких домах потухли, и узкие и грязные, прорезанные смертоносными каналами, улицы нижнего города опустели. Даже не видно было шныряющих у пристаней ночных темнокожих фей-малаек, чтобы смущать матросов всевозможных национальностей, давно не бывших на берегу, и своим более чем откровенным нарядом, и выразительными пантомимами, и острым, неприятным запахом кокосового масла, которым малайки расточительно пользуются, смазывая им и волосы, и руки, и шею. Пусто везде. Изредка лишь мелькнет громадный бумажный фонарь запоздалого разносчика всяких товаров, китайца – этого еврея почти всего востока, возвращающегося из верхнего города, от варваров, к себе домой на отдых.

Где-то вблизи на рейде, на каком-то судне пробило шесть склянок – одиннадцать часов. Туземец спит. У пристани и далеко кругом стоит мертвая тишина с однообразным шепотом морского прибоя, который нежно лижет береговой вязкий песок. Только по временам эта торжественная, полная какой-то таинственности, тишина тропической ночи нарушается вдруг шумными всплесками, когда крокодил, после дневного крепкого сна на отмелях под отвесными лучами солнца, забавляется в воде, ловя добычу.

Русские матросы с “Забияки”, катерные гребцы, в ожидании господ, находились все на катере. Лунный свет падал на их белые рубахи и захватывал некоторые лица. Несколько человек, растянувшись под банками, сладко спали. Один чернявый молодой матросик задумчиво и как-то вопросительно поглядывал то на мерцающие звезды, то на сверкающую серебром полосу моря и видимо думал какую-то думу, судя по его напряженно-строгому лицу. По временам, когда раздавались всплески, он вздрагивал и пугливо озирался на товарищей. А человек шесть или семь собрались около кормы и, рассевшись по бортам на сиденьях, вели беседу как-то особенно тихо, почти шепотом, словно бы боясь нарушить тишину этой волшебной ночи и точно несколько пугаясь ее жуткой таинственности. Дымок нескольких курящихся трубочек с острым запахом махорки приятно щекотал обоняние беседующих гребцов.

Читайте также:
Дуня Раскольникова - характеристика героини Преступление и наказание

Кроме русского катера, у пристани не было ни одной шлюпки.

Матросы вспоминали о России, о празднике на родине, высказывали желание поскорей вернуться домой, особенно те, которые по возвращении рассчитывали на отставку или, по крайней мере, на бессрочный отпуск. Вот уж третье Рождество они встречают в “чужих” и “жарких” местах. Опротивело. Скорей бы вернуться!

И несмотря на жизнь, хотя полную опасностей, но все-таки относительно сносную (на клипере и командир, и офицеры были люди порядочные и матросов не теснили) и сытую, каждого из матросов тянуло туда, на север, на далекую родину с ее бедами и нуждой, с покосившимися избами, соснами и елями, снегом и морозами.

После этих воспоминаний все как-то притихли. Несколько минут длилось молчание.

– Гляди. Звезда упала. Еще. И куда она падает, братцы? – тихо спросил чернявый матрос.

– В окиян, известно. Опричь окияна ей некуда упасть! – отвечал пожилой здоровый матрос уверенным тоном.

– А ежели на землю? – спросил кто-то.

– Нельзя, потому все как есть расшибет. По самой этой причине бог и валит звезду в море. Туда, мол, тебе место.

Чернявый матросик, видимо неудовлетворенный этим объяснением, снова стал глядеть на небо.

И необыкновенно приятный грудной голос загребного Ефремова заговорил:

– Это бог виноватую звезду наказывает. Потому звезды тоже бунтуют. И особенно много, братцы, падает их в эту ночь.

– По какой такой причине, братец? – задорно спросил пожилой, плотный матрос.

– А по такой причине, милый человек, что в эту ночь не бунтуй, а веди себя смирно, потому как в эту самую ночь Спаситель родился. Великая эта ночь. Нашему рассудку и не понять. И как ежели подумаешь, что родился он в бедности, пострадал за бездольных людей и принял смерть на кресте, так наши-то все горя ничего не стоят. Ни одной полушки. Да, братцы, великая эта ночь. И кто в эту ночь обидит младенца, – тому великое будет наказание. Так старик один божественный мне сказывал, странник. В книгах, говорит, все показано.

– Ишь ты, подлый. Так и мутит воду! – проговорил кто-то, когда послышался вблизи всплеск воды.

– Кому другому. Гляди – башка его над водой.

Все глаза устремились на одну точку. На освещенной светом луны полосе воды видна была отвратительная черная голова каймана, тихо плывшего неподалеку от шлюпки к берегу.

– Погани-то всякой в этих местах. И крокодил, и акула проклятая. Сказывают, на берегу, в лесах и тигра. Однако загуляли что-то наши офицеры на берегу, братцы. Скоро и полночь. А ты, Живков, что все на небо глаза пялишь? Ай любопытно? Не про нас, брат, писано! – проговорил, обращаясь к чернявому матросику, пожилой, плотный матрос.

В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик.

Матросы притихли. Кто-то сказал:

– А ведь это дите плачет.

– Дите и есть. По ближности где-то. Ишь, горемычный, заливается. Заплутал, что ли.

– Кто-нибудь при ем должен быть.

Жалобный, беспомощный плач не прекращался.

– Сходил бы кто посмотреть, что ли? – заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.

– Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! – строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.

– И то правда! – сказал плотный матрос.

– Что ж, так и бросить без призора младенца в этакую ночь? – раздался приятный тенорок загребного Ефремова. – А ежели он один да без помощи. Это, Егорыч, не того. неправильно.

– Я мигом вернусь, Андрей Егорыч, только взгляну, в чем причина! – взволнованно проговорил чернявый матросик. – Дозвольте.

– Ну, ступай. Только смотри, Живков, не заблудись.

– И я с ним, Егорыч! – вымолвил Ефремов.

И оба матроса, выскочив из катера, бегом побежали по пустынному берегу на плач ребенка.

И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.

Около не было ни души.

Матросы удивленно переглянулись.

– Эка идолы. Эка бесчувственные. Бросили ребенка. Это, брат Живков, неспроста. Погубить хотели младенца. Тут бы его крокодил и сожрал. Гляди. Ишь плывет. Почуял, видно.

И Ефремов взял на руки ребенка.

– А что же мы с ним будем делать?

– Что делать. Возьмем на катер. Там видно будет. Ну ты, малыш, не реви! – ласково говорил Ефремов, прижимая ребенка к своей груди. – Это сам господь тебя вызволил.

Велико было изумление на катере, когда минут через десять вернулись оба матроса с плачущим ребенком на руках и рассказали, как его нашли.

Унтер-офицер не знал, как ему и быть.

– Зачем вы его принесли? – строго спрашивал он, хотя сам в душе и понимал, что нельзя же было оставить ребенка.

– То-то принесли! И ты бы принес! – мягко и весело отвечал Ефремов. – Ребята, нет ли у кого хлеба. Он, може, голоден.

Читайте также:
Палата номер 6 анализ, характеристика героев, проблематика

Все матросы смотрели с жалостью на мальчика лет пяти. У кого-то в кармане нашелся кусок хлеба, и Ефремов сунул его малайчонку в рот. Тот жадно стал есть.

– Голоден и есть. Ишь ведь злодеи бывают люди.

– А все-таки, ребята, нас за этого мальчонка не похвалят! Ишь пассажир объявился какой! – снова заметил унтер-офицер.

– Там видно будет, – спокойно и уверенно отвечал Ефремов. – Может, и похвалят!

Ребенок скоро заснул на руках у Ефремова. Он прикрыл его чехлом от парусов. И его некрасивое, белобрысое, далеко не молодое лицо светилось необыкновенной нежностью.

Скоро приехали с берега в двух колясках офицеры. Веселые и слегка подвыпившие, они уселись на катер.

– Ваше благородие, – проговорил старшина, обращаясь к старшему из находившихся на катере офицеров, – осмелюсь доложить, что на катер взят с берега пассажир.

– Малайский, значит, мальчонка. Так как прикажете, ваше благородие.

– Какой мальчонка? Где он?

– А вот спит под банкой у Ефремова, ваше благородие.

И унтер-офицер объяснил, как нашли мальчонку.

– Ну что ж. Пусть едет с нами. Фок и грот поднять! – скомандовал лейтенант.

Паруса были поставлены, и шлюпка ходко пошла в полветра на клипер.

Ефремов уложил найденыша в свою койку и почти не спал до утра, поминутно подходя к нему и заглядывая, хорошо ли он спит.

Наутро доложили о происшествии капитану, и он разрешил оставить мальчика на клипере, пока клипер простоит в Батавии. В то же время он дал знать о ребенке губернатору, и маленького малайца обещали поместить в приют.

Неделю прожил маленький найденыш на клипере, и Ефремов пестовал его с нежностью матери. Мальчику сшили целый костюм и обули. И когда накануне ухода полицейский чиновник приехал за мальчиком, матросы через боцмана просили старшего офицера испросить у капитана разрешение оставить найденыша на клипере.

И Ефремов, успевший за это время привязаться к мальчику, ждал капитанского ответа с тревожным нетерпением.

Капитан не согласился.

Долго потом Ефремов вспоминал рождественскую ночь и этого чуть было не погибшего мальчика, успевшего найти уголок в его сердце.

Константин Станюкович – Рождественская ночь, читать текст

См. также Станюкович Константин Михайлович – Проза (рассказы, поэмы, романы . ) :

Свадебное путешествие
I Минут за десять до отхода курьерского поезда в Москву перед пульмано.

Серж Птичкин
I Когда, лет десять тому назад, этот чистенький, благообразный и румян.

Сказка «Константин Станюкович Рождественская ночь (Рассказ)»

«Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.

Фрагмент иллюстрации к книге «Девочка со спичками» издательства «Азбука» Ганс Христиан Андерсен: Девочка со спичками
В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера «Забияка», стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, — дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.

— Погани-то всякой в этих местах. И крокодил, и акула проклятая… Сказывают, на берегу, в лесах и тигра… Однако загуляли что-то наши офицеры на берегу, братцы… Скоро и полночь… А ты, Живков, что все на небо глаза пялишь? Ай любопытно? Не про нас, брат, писано! — проговорил, обращаясь к чернявому матросику, пожилой, плотный матрос.

В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик. Матросы притихли. Кто-то сказал:

— А ведь это дите плачет…

— Дите и есть… По ближности где-то… Ишь, горемычный, заливается… Заплутал, что ли…

— Кто-нибудь при ем должен быть…

Жалобный, беспомощный плач не прекращался.

— Сходил бы кто посмотреть, что ли? — заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.

— Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! — строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.

— И то правда! — сказал плотный матрос.
— Что ж, так и бросить без призора младенца в этакую ночь? — раздался приятный тенорок загребного Ефремова. — А ежели он один да без помощи. Это, Егорыч, не того… неправильно…

— Я мигом вернусь, Андрей Егорыч, только взгляну, в чем причина! — взволнованно проговорил чернявый матросик. — Дозвольте…

— Ну, ступай… Только смотри, Живков, не заблудись…

— И я с ним, Егорыч! — вымолвил Ефремов.

И оба матроса, выскочив из катера, бегом побежали по пустынному берегу на плач ребенка…

И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.

Около не было ни души. Матросы удивленно переглянулись.

Читайте также:
Родная земля - анализ, жанр произведения, основная тема

— Эка идолы. Эка бесчувственные. Бросили ребенка… Это, брат Живков, неспроста… Погубить хотели младенца… Тут бы его крокодил и сожрал. Гляди… Ишь плывет… Почуял, видно… И Ефремов взял на руки ребенка.

— А что же мы с ним будем делать?

— Что делать. Возьмем на катер… Там видно будет. Ну ты, малыш, не реви! — ласково говорил Ефремов, прижимая ребенка к своей груди. — Это сам Господь тебя вызволил…

Велико было изумление на катере, когда минут через десять вернулись оба матроса с плачущим ребенком на руках и рассказали, как его нашли.

Унтер-офицер не знал, как ему и быть.

— Зачем вы его принесли? — строго спрашивал он, хотя сам в душе и понимал, что нельзя же было оставить ребенка.

— То-то принесли! И ты бы принес! — мягко и весело отвечал Ефремов. — Ребята, нет ли у кого хлеба. Он, може, голоден.

Все матросы смотрели с жалостью на мальчика лет пяти. У кого-то в кармане нашелся кусок хлеба, и Ефремов сунул его малайчонку в рот. Тот жадно стал есть.

— Голоден и есть… Ишь ведь злодеи бывают люди.

— А все-таки, ребята, нас за этого мальчонка не похвалят! Ишь пассажир объявился какой! — снова заметил унтер-офицер.

— Там видно будет, — спокойно и уверенно отвечал Ефремов. — Может, и похвалят!

Ребенок скоро заснул на руках у Ефремова. Он прикрыл его чехлом от парусов. И его некрасивое, белобрысое, далеко не молодое лицо светилось необыкновенной нежностью.

Скоро приехали с берега в двух колясках офицеры. Веселые и слегка подвыпившие, они уселись на катер.

— Ваше благородие, — проговорил старшина, обращаясь к старшему из находившихся на катере офицеров, — осмелюсь доложить, что на катер взят с берега пассажир…

— Малайский, значит, мальчонка… Так как прикажете, ваше благородие.

— Какой мальчонка? Где он?

— А вот спит под банкой у Ефремова, ваше благородие…

И унтер-офицер объяснил, как нашли мальчонку.

— Ну что ж. Пусть едет с нами… Фок и грот поднять! — скомандовал лейтенант.

Паруса были поставлены, и шлюпка ходко пошла в полветра на клипер. Ефремов уложил найденыша в свою койку и почти не спал до утра, поминутно подходя к нему и заглядывая, хорошо ли он спит.

Наутро доложили о происшествии капитану, и он разрешил оставить мальчика на клипере, пока клипер простоит в Батавии. В то же время он дал знать о ребенке губернатору, и маленького малайца обещали поместить в приют.

Неделю прожил маленький найденыш на клипере, и Ефремов пестовал его с нежностью матери. Мальчику сшили целый костюм и обули. И когда накануне ухода полицейский чиновник приехал за мальчиком, матросы через боцмана просили старшего офицера испросить у капитана разрешение оставить найденыша на клипере. И Ефремов, успевший за это время привязаться к мальчику, ждал капитанского ответа с тревожным нетерпением.

Капитан не согласился. Долго потом Ефремов вспоминал рождественскую ночь и этого чуть было не погибшего мальчика, успевшего найти уголок в его сердце.»

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста сказки «Константин Станюкович — Рождественская ночь (Рассказ)» и нажмите Ctrl+Enter.

Жил когда то один крестьянин, хутор его находился на северном берегу озера Миватн. А озеро это. Читать текст полностью →

Жил когда-то в Финнмарке человек, который поймал белого медведя и повёл его в Данию на королевский. Читать текст полностью →

Прекраснейшую сегодня проповедь сказал, для праздника, наш сельский батюшка.
— Много столетий тому. Читать текст полностью →

Жила-была лесная мышь, и звали её Маусина Мыштон. Она жила в насыпи под живой изгородью.Какой у неё. Читать текст полностью →

“Рождественская ночь” – читать интересную книгу автора (Станюкович Константин Михайлович)

Константин Михайлович Станюкович

<1>– Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Волшебная тропическая ночь, вслед за закатом солнца, почти внезапно опустилась над Батавией <407>и, благодаря ветерку, дувшему с моря, дышала нежной прохладой, казавшейся таким счастьем после палящего зноя дня. Мириады звезд зажглись на небе, и луна, круглая и полная, лила свой серебристый свет с высоты бархатисто-темного купола и, медленно плывя, казалась задумчивой и томной.

В эту чудную ночь, накануне Рождества Христова, белый катер с клипера “Забияка”, стоявшего верст за шесть, за семь на рейде, – дожидался у одной из пристаней нижней части города господ офицеров, бывших на берегу.

Эта нижняя, “деловая” часть города с конторами, пакгаузами<407>, лавками, складами и тесно скученными домами, исключительно населенная туземцами – малайцами и метисами, да пришлыми китайцами, ютилась почти у самого моря, кишащего акулами и кайманами, в нездоровой, сырой и болотистой местности. Настоящие хозяева острова Явы, голландцы, жили наверху, на горе, в европейской Батавии, роскошном, чистом городке изящных домов, вилл и гостиниц, тонувшем в густой зелени садов и парков, в которых высились гигантские пальмы. Оттуда с ранней зари деловые люди спускались в малайский квартал и в десять часов утра уже возвращались домой в свои прохладные дома. Адская жара заставляла прекращать занятия, возобновлявшиеся снова за несколько часов до заката и оканчивающиеся часов в десять вечера.

Читайте также:
Эпилог Преступление и наказание кратко о самой сути

Оживленная и шумная днем жизнь в малайском квартале затихла. Огоньки в маленьких домах потухли, и узкие и грязные, прорезанные смертоносными каналами, улицы нижнего города опустели. Даже не видно было шныряющих у пристаней ночных темнокожих фей-малаек, чтобы смущать матросов всевозможных национальностей, давно не бывших на берегу, и своим более чем откровенным нарядом, и выразительными пантомимами, и острым, неприятным запахом кокосового масла, которым малайки расточительно пользуются, смазывая им и волосы, и руки, и шею. Пусто везде. Изредка лишь мелькнет громадный бумажный фонарь запоздалого разносчика всяких товаров, китайца – этого еврея почти всего востока, возвращающегося из верхнего города, от варваров, к себе домой на отдых.

Где-то вблизи на рейде, на каком-то судне пробило шесть склянок одиннадцать часов. Туземец спит. У пристани и далеко кругом стоит мертвая тишина с однообразным шепотом морского прибоя, который нежно лижет береговой вязкий песок. Только по временам эта торжественная, полная какой-то таинственности, тишина тропической ночи нарушается вдруг шумными всплесками, когда крокодил, после дневного крепкого сна на отмелях под отвесными лучами солнца, забавляется в воде, ловя добычу.

Русские матросы с “Забияки”, катерные гребцы, в ожидании господ, находились все на катере. Лунный свет падал на их белые рубахи и захватывал некоторые лица. Несколько человек, растянувшись под банками, сладко спали. Один чернявый молодой матросик задумчиво и как-то вопросительно поглядывал то на мерцающие звезды, то на сверкающую серебром полосу моря и видимо думал какую-то думу, судя по его напряженно-строгому лицу. По временам, когда раздавались всплески, он вздрагивал и пугливо озирался на товарищей. А человек шесть или семь собрались около кормы и, рассевшись по бортам на сиденьях, вели беседу как-то особенно тихо, почти шепотом, словно бы боясь нарушить тишину этой волшебной ночи и точно несколько пугаясь ее жуткой таинственности. Дымок нескольких курящихся трубочек с острым запахом махорки приятно щекотал обоняние беседующих гребцов.

Кроме русского катера, у пристани не было ни одной шлюпки.

Матросы вспоминали о России, о празднике на родине, высказывали желание поскорей вернуться домой, особенно те, которые по возвращении рассчитывали на отставку или, по крайней мере, на бессрочный отпуск. Вот уж третье Рождество они встречают в “чужих” и “жарких” местах. Опротивело. Скорей бы вернуться!

И несмотря на жизнь, хотя полную опасностей, но все-таки относительно сносную (на клипере и командир, и офицеры были люди порядочные и матросов не теснили) и сытую, каждого из матросов тянуло туда, на север, на далекую родину с ее бедами и нуждой, с покосившимися избами, соснами и елями, снегом и морозами.

После этих воспоминаний все как-то притихли. Несколько минут длилось молчание.

– Гляди. Звезда упала. Еще. И куда она падает, братцы? – тихо спросил чернявый матрос.

– В окиян, известно. Опричь окияна ей некуда упасть! – отвечал пожилой здоровый матрос уверенным тоном.

– А ежели на землю? – спросил кто-то.

– Нельзя, потому все как есть расшибет. По самой этой причине бог и валит звезду в море. Туда, мол, тебе место.

Чернявый матросик, видимо неудовлетворенный этим объяснением, снова стал глядеть на небо.

И необыкновенно приятный грудной голос загребного Ефремова заговорил:

– Это бог виноватую звезду наказывает. Потому звезды тоже бунтуют. И особенно много, братцы, падает их в эту ночь.

– По какой такой причине, братец? – задорно спросил пожилой, плотный матрос.

– А по такой причине, милый человек, что в эту ночь не бунтуй, а веди себя смирно, потому как в эту самую ночь Спаситель родился. Великая эта ночь. Нашему рассудку и не понять. И как ежели подумаешь, что родился он в бедности, пострадал за бездольных людей и принял смерть на кресте, так наши-то все горя ничего не стоят. Ни одной полушки. Да, братцы, великая эта ночь. И кто в эту ночь обидит младенца, – тому великое будет наказание. Так старик один божественный мне сказывал, странник. В книгах, говорит, все показано.

– Ишь ты, подлый. Так и мутит воду! – проговорил кто-то, когда послышался вблизи всплеск воды.

– Кому другому. Гляди – башка его над водой.

Все глаза устремились на одну точку. На освещенной светом луны полосе воды видна была отвратительная черная голова каймана, тихо плывшего неподалеку от шлюпки к берегу.

– Погани-то всякой в этих местах. И крокодил, и акула проклятая. Сказывают, на берегу, в лесах и тигра. Однако загуляли что-то наши офицеры на берегу, братцы. Скоро и полночь. А ты, Живков, что все на небо глаза пялишь? Ай любопытно? Не про нас, брат, писано! – проговорил, обращаясь к чернявому матросику, пожилой, плотный матрос.

Читайте также:
Отзывы о рассказе М.М. Пришвина «Кладовая солнца» для читательского дневника

В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик.

Матросы притихли. Кто-то сказал:

– А ведь это дите плачет.

– Дите и есть. По ближности где-то. Ишь, горемычный, заливается. Заплутал, что ли.

– Кто-нибудь при ем должен быть.

Жалобный, беспомощный плач не прекращался.

– Сходил бы кто посмотреть, что ли? – заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.

– Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! – строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.

– И то правда! – сказал плотный матрос.

– Что ж, так и бросить без призора младенца в этакую ночь? – раздался приятный тенорок загребного Ефремова. – А ежели он один да без помощи. Это, Егорыч, не того. неправильно.

– Я мигом вернусь, Андрей Егорыч, только взгляну, в чем причина! взволнованно проговорил чернявый матросик. – Дозвольте.

– Ну, ступай. Только смотри, Живков, не заблудись.

– И я с ним, Егорыч! – вымолвил Ефремов.

И оба матроса, выскочив из катера, бегом побежали по пустынному берегу на плач ребенка.

И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.

Около не было ни души.

Матросы удивленно переглянулись.

– Эка идолы. Эка бесчувственные. Бросили ребенка. Это, брат Живков, неспроста. Погубить хотели младенца. Тут бы его крокодил и сожрал. Гляди. Ишь плывет. Почуял, видно.

И Ефремов взял на руки ребенка.

– А что же мы с ним будем делать?

– Что делать. Возьмем на катер. Там видно будет. Ну ты, малыш, не реви! – ласково говорил Ефремов, прижимая ребенка к своей груди. – Это сам господь тебя вызволил.

Велико было изумление на катере, когда минут через десять вернулись оба матроса с плачущим ребенком на руках и рассказали, как его нашли.

Унтер-офицер не знал, как ему и быть.

– Зачем вы его принесли? – строго спрашивал он, хотя сам в душе и понимал, что нельзя же было оставить ребенка.

– То-то принесли! И ты бы принес! – мягко и весело отвечал Ефремов. Ребята, нет ли у кого хлеба. Он, може, голоден.

Все матросы смотрели с жалостью на мальчика лет пяти. У кого-то в кармане нашелся кусок хлеба, и Ефремов сунул его малайчонку в рот. Тот жадно стал есть.

– Голоден и есть. Ишь ведь злодеи бывают люди.

– А все-таки, ребята, нас за этого мальчонка не похвалят! Ишь пассажир объявился какой! – снова заметил унтер-офицер.

– Там видно будет, – спокойно и уверенно отвечал Ефремов. – Может, и похвалят!

Ребенок скоро заснул на руках у Ефремова. Он прикрыл его чехлом от парусов. И его некрасивое, белобрысое, далеко не молодое лицо светилось необыкновенной нежностью.

Скоро приехали с берега в двух колясках офицеры. Веселые и слегка подвыпившие, они уселись на катер.

– Ваше благородие, – проговорил старшина, обращаясь к старшему из находившихся на катере офицеров, – осмелюсь доложить, что на катер взят с берега пассажир.

– Малайский, значит, мальчонка. Так как прикажете, ваше благородие.

– Какой мальчонка? Где он?

– А вот спит под банкой у Ефремова, ваше благородие.

И унтер-офицер объяснил, как нашли мальчонку.

– Ну что ж. Пусть едет с нами. Фок и грот поднять! – скомандовал лейтенант.

Паруса были поставлены, и шлюпка ходко пошла в полветра на клипер.

Ефремов уложил найденыша в свою койку и почти не спал до утра, поминутно подходя к нему и заглядывая, хорошо ли он спит.

Наутро доложили о происшествии капитану, и он разрешил оставить мальчика на клипере, пока клипер простоит в Батавии. В то же время он дал знать о ребенке губернатору, и маленького малайца обещали поместить в приют.

Неделю прожил маленький найденыш на клипере, и Ефремов пестовал его с нежностью матери. Мальчику сшили целый костюм и обули. И когда накануне ухода полицейский чиновник приехал за мальчиком, матросы через боцмана просили старшего офицера испросить у капитана разрешение оставить найденыша на клипере.

И Ефремов, успевший за это время привязаться к мальчику, ждал капитанского ответа с тревожным нетерпением.

Капитан не согласился.

Долго потом Ефремов вспоминал рождественскую ночь и этого чуть было не погибшего мальчика, успевшего найти уголок в его сердце.

Впервые – в сборнике “Рассказы из морской жизни”, СПб., 1892.

Стр. 407. Батавия – город на северо-западном побережье острова Ява (ныне – столица Индонезии, Джакарта).

Пакгауз – специальный склад для хранения грузов при железнодорожных станциях, портах и т.п.

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: